басманная улица история названия

Улица Старая Басманная в Москве

Улица Старая Басманная расположена в центральных границах административного московского округа, в Басманном районе. Берет свое начало и проходит от площади Земляной Вал на Садовом кольце (оттуда и ведется нумерация домов), и заканчивается на площади Разгуляй.

В период с 1922 года по 1992 улица носила имя Карла Маркса.

Существует два варианта появления названия улицы, которая изначально располагалась в Басманной слободе.

По первой версии улица была названа в честь ремесленников, которые проживали там и «басмили» (делали узорные украшения на коже и металле).

По второй же, своё название улица получила от казенного хлеба «басман», который выпекали пекари, служившие при царском дворце.

Так или иначе, но с 1730 года улица стала именоваться Старой Басманной (до этого она была просто Басманной).

История Старой Басманной улицы

Петр Первый тоже ездил в Преображенское, но уже по дороге, проложенной по нынешней Новой Басманной.

После того как в 1713 году столицей был объявлен Санкт-Петербург, почти во всех дворцовых слободах поменялся состав народонаселения.

Не обошло это и Басманную слободу, влияние на которую оказали расположенные рядом Лефортово и Немецкая слобода, заселенные богатыми вельможами.

Возможно, по этой причине в 1739 году была проведена реконструкция, вследствие которой были выстроены кварталы между Старой Басманной и Новой Басманной улицей.

В разные годы дома и усадьбы на Старой Басманной улице принадлежали известнейшим личностям.

Одним из таких жилищ был дворец князя Куракина, выстроенный в 1790 году.

После смерти князя дворец долгое время сдавался маршалу Франции Мармону. В 1836 году в Куракинском дворце было обосновано Землемерное училище, позже превратившееся в Межевой институт (в наши дни это Университет инженерной экологии).

На Старой Басманной улице находится замечательный храм Никиты мученика, построенный в 1751 году. Расположен он на месте старой деревянной церквушки, воздвигнутой ещё при Василии III.

В 1812 году на улице случился страшный пожар, после которого уцелели лишь дома купца Александрова, графа Румянцева, князя Куракина, Аникеева и Салтыкова.

После реконструкции 1930 года, дома, находящиеся в самом начале Старой Басманной, были снесены, а на их месте выстроили многоэтажные здания.

Дома на Старой Басманной улице и достопримечательности:

— Здание правления железных дорог

— Городская усадьба М.П. Голицына

— Городская усадьба Лоушкиной-Гекмана-Кудрявцева

— Усадьба Демидова-Куракина

— Дом Муравьевых-Апостолов. Музей декабристов

— Доходный дом Вильнера

— Городской особняк Мараева

— Дом художника Федора Рокотова

— Дом Кетчер-Ценкер

Источник

Продолжает трассу улиц Ильинка, Маросейка и Покровка на северо-восток; за Разгуляем трассу продолжают улицы Спартаковская, Бакунинская, Большая Семёновская и Измайловское шоссе. На Старую Басманную улицу выходят: с чётной стороны Гороховский переулок, Токмаков переулок, Доброслободская улица, с нечётной стороны Басманный тупик, улица Александра Лукьянова, Новая Басманная улица.

С начала и до конца XVII века по этой слободе проходила главная дорога из Кремля в дворцовое село Рубцово на реке Яузе, в 1627 году переименованное в Покровское, с 1650-х годов царь Алексей Михайлович ездил по ней в Преображенское. Только Пётр I в 1690-х годах стал ездить в Преображенское не по этой дороге, а по современной Новой Басманной улице. С перенесением в 1713 году столицы в Петербург во многих дворцовых слободах изменился состав населения. Близость Немецкой слободы и Лефортова, в которых часто проживали и ставили свои дворцы царицы — преемницы Петра I, а за ними также строили дома и дворцы знатнейшие вельможи, — всё это сильно повлияло на застройку и заселение Басманной.

По переписи 1742 года, на Старой Басманной улице находились 104 двора, из которых 2 принадлежали генералам, 3- дворцовым служителям, 3 — чиновникам, 3- иноземцам, 6 — мастерам и ремесленникам, 14 — тяглецам слобод, 22 — купцам из других слобод, 15 — тяглецам Басманной слободы и 15 — купцам той же слободы. Получается, что только порядка 30 процентов дворов оставалось в то время за коренными жителям слободы. Возможно по этому на плане 1739 года показана намечавшаяся «реконструкция» бывшей Басманной слободы: строительство квартала между Старой и Новой Басманными улицами был распланирован на 26 приблизительно одинаковых земельных участков, с которых удалялись все строения, а по улице намечался сомкнутый ряд домов, поставленных «в линею»; то же сделано и по другую сторону улицы.

Позднее на улице поселилось много знати, купцов и заводчиков (князья Куракины, Голицыны, Демидов и другие), построивших великолепные дома. Дом Куракина, ныне Университет инженерной экологии, построенный в 1790 годах Р. Р. Казаковым. Тут находилась представительная дворянская усадьба, «бриллиантового» князя Александра Борисовича Куракина; Куракин воспитывался вместе с цесаревичем Павлом и после его воцарения стал канцлером и кавалером высших орденов, но попав в немилость к Павлу, князь удалился от двора в Москву, где на Старой Басманной приобрёл участок и выстроил большой дом. После кончины Куракина дворец сдавался в наём; в частности французскому маршалу Мармону, на балу у которого в 1826 году присутствовал Николай I. В 1836 году здание по проекту архитектора Е. Д. Тюрина было перестроено для Землемерного училища, ставшего позднее Межевым институтом.

Владельцы соседних дворянских усадеб в 1751 году построили храм Никиты Мученика (архитектор Д. В. Ухтомский), доныне являющийся вертикальной доминантой улицы. Расположен храм на месте деревянной церкви построенной ещё при Василии III, в 1517 году, в память пребывания в Москве иконы Владимирской Богоматери, с освящёнными в ней приделами великомученика Никиты и Рождества Иоанна Предтечи (с этих пор за храмом укрепилось нынешнее название).

В пожар 1812 года Старая Басманная выгорела. Уцелели лишь дома графа Румянцева, князя Куракина, Салтыкова, Аникеева и купца Александрова. На углу Токмакова переулка, стоял дом тётки Пушкина — Анны Львовны, а нынешнем саду имени Баумана, между Старой и Новой Басманными, в маленьком домике более двадцати лет жил друг Пушкина П. Я. Чаадаев.

В 1930-х годах в связи с реконструкцией Земляного вала старые дома в начале Старой Басманной снесли и построили многоэтажные здания. С 1938 по 1994 года улица носила название — Карла Маркса.

К сожалению, в 1970-х годах на Старой Басманной, в целях благоустройства улицы, были снесены многие старые здания, в основном, деревянные постройки первой половины XIX века. Среди уничтоженных построек были разрушенный двухэтажный деревянный дореволюционный дом, находившийся рядом с домом художника Рокотова, а также почти все деревянные корпуса дома 20, на месте которых затем построили типовые блочные дома.

На площади Разгуляй, где сходятся Басманные улицы, 14 октября 2015 года поставили памятник Бауманскому народному ополчению 1941 года.

Авторы скульптуры: скульптор Зураб Церетели, архитектор Михаил М. Посохин. Памятник установлен на народные средства по инициативе Совета ветеранов и Совета депутатов муниципального округа Басманный.
Источник

Площадь Разгуляй (в XIX веке также Разгуляевская площадь) — площадь в Басманном районе Центрального административного округа г. Москвы. Располагается на исторической Покровской дороге, между улицами Старой Басманной, Новой Басманной, Спартаковской и Доброслободской.

Кабак «Разгуляй» находился на месте нынешнего дома № 38 по Старой Басманной улице. Название «Разгуляй» установилось в официальном языке не позднее 1750-х гг, а сам кабак находился на Покровской дороге еще в XVII веке и просуществовал до 1860 года.

Площадь на стрелке Старой и Новой Басманной сложилась во второй половине XVII века, с основанием Капитанской слободы (современная Новая Басманная улица). В конце XVII века на Разгуляе обосновалось семейство Я. В. Брюса; на месте Брюсова дома, в усадьбе графа А. И. Мусина-Пушкина, в пожар 1812 года погиб подлинник «Слова о полку Игореве».

В 1979 году северная сторона Разгуляя была снесена; в глубине квартала за Новой Басманной возникло здание райкома КПСС и пустырь перед ним, а в 1990-е по красной линии Новой Басманной построено конторское здание.

Дом № 36. Деревянное здание в один этаж с классическим фронтоном, типичный образец допожарной застройки Москвы. Здание построено в 1819 году Пелагеей Васильевной Кетчер. Она приходилась женой Христофору Яковлевичу Кетчеру, хозяину завода хирургических инструментов. Здесь бывал Николай Христофорович Кетчер. Он перевёл на русский язык прозой все пьесы Шекспира. Его переводы, отличавшиеся стремлением к точности, не всегда соответствовали представлениям о благозвучности и поэтичности.

Затем дом использовался для сдачи в аренду. Существует мнение, что в 1820-х годах здесь жил Василий Львович Пушкин, владевший также домом под № 28. В сентябре 1826 года, после пятнадцатилетней разлуки с Москвой, его племянник Александр Пушкин совершил один из своих первых визитов именно к дяде, на Старую Басманную. На фасаде размещена мемориальная доска, 6 июня 2013 года в здании открылся музей В. Л. Пушкина, филиал музея А. С. Пушкина.

Дом № 32 — деревянная усадьба на каменном подклете (1807—1810; 1819—1821; 1879, архитектор Г. П. Пономарёв).

Дом Ф. С. Ро́котова — жилой дом XVIII века в Москве на Старой Басманной, 30/1.

В XVIII веке на месте современного дома располагалась деревянная усадьба, связанная с именем знаменитого русского художника Ф. С. Рокотова. Здесь располагалась и мастерская, где живописец активно работал.

25 июля 1785 года академик Императорской Академии художеств приобретает участок на Старой Басманной улице, но уже в 1789 продаёт его Анне Петровне Шереметевой и переезжает на Воронцовскую улицу. Точных сведений о том, что дом к этому времени был окончательно достроен, не сохранилось. Впервые здание появилось на плане 1803 года. Тогда оно было одноэтажным, второй этаж был возведён лишь в XIX веке[1].

В 1836 году главный дом усадьбы был снесён, на его месте полковник В. Ф. Святловский возвёл новый. Однако, и он в XX веке был сломан.

В начале XX века владельцем здания стал почётный потомственный гражданин Василий Иванович Соколов. Приблизительно после 1908 года этот участок перешёл во владение Шиллера Адольфа Фридриховича.

Сохранившийся до наших дней двухэтажный флигель является объектом культурного наследия федерального значения.

Панорама Старой Басманной.

№ 20, корп. 1 (красный) — ранее на этом месте стояли сначала шёлковая мануфактура, затем — табачно-гильзовая фабрика М. И. Бостанжогло. В советское время на участке был построен дом кооператива «Бауманский строитель» (1934—1938, архитектор А. А. Кесслер).

Здесь жил разведчик Н. И. Кузнецов.

Храм Никиты Мученика на Старой Басманной (1745—1751, архитекторы Д. В. Ухтомский и А. П. Евлашев, предположительно).

История основания Никитского храма связана с именем Василия III. Согласно летописи, в 1518 году в Москву из Владимира, для обновления и украшения серебром и золотом, были доставлены две местные святыни — образ Спасителя и Владимирская икона Божией Матери. Через год, в праздник святого Никиты Мученика, торжественным крестным ходом иконы провожали обратно. За посадом Великий князь и митрополит Варлаам простились со святынями и передали их владимирской делегации. Чтобы отметить это событие, Василий III повелел поставить на этом месте деревянную церковь и освятить её в честь Владимирской иконы. Согласно другой версии, ко времени возвращения обновлённых икон во Владимир, было закончено строительство нового храма на Басманной, и было принято решение совместить два события — прощание со святынями и освящение нового храма.

В 1685 году на месте деревянного был построен первый каменный храм, уже с приделом Никиты Мученика.

Существует интересная версия, связывающая строительство дошедшего до наших дней храма с именем Петра Великого. В 1728 году по чертежам и на средства Петра I в соседней Капитановой слободе (современная Новая Басманная улица) было завершено строительство храма Петра и Павла. Новый, построенный в стиле барокко Петропавловский храм резко контрастировал с обветшавшим и пострадавшим от пожара 1737 года Никитским храмом. Считается, что жившие на Старой Басманной знатные дворяне и богатые купцы решили построить себе новый храм, больше и лучше, чем у соседей.

В 1745 году, в правление Елизаветы Петровны, разрешение на строительство было получено, также было решено освятить в новом храме второй придел в честь Рождества Иоанна Предтечи по именинам одного из храмоздателей — Ивана Рыбникова. Кому было поручено возводить храм, точно не известно. Москвоведы любят приписывать проект князю Дмитрию Ухтомскому; согласно другим гипотезам, архитектором мог быть Алексей Евлашев или Карл Бланк[2][3].

Новый храм Никиты Мученика был освящён в 1751 году. Он дошёл до наших дней без серьёзных перестроек. В настоящее время Никитский храм окружён стоящими рядом домами и деревьями, но на фотографии из альбома, изданного московским купцом Найдёновым в 1883 году, здание храма можно рассмотреть полностью.

Основной объём храма — восьмерик с выступающими алтарной частью и притвором. Его южный и северный входы украсили портиками. Купол храма украшен круглыми окошками — люкарнами и завершается маленьким барабаном и главкой. С запада к храму примыкает трапезная с двумя приделами. При её строительстве за основу были взяты стены частично разобранного предыдущего храма, постройки 1685 года. Высокую трёхъярусную колокольню храма обрамляют сдвоенные колонны и пилястры. В целом Никитский храм представляет собой прекрасный образец постройки в стиле русского барокко.

Во время московского пожара 1812 года ни храм, ни соседние строения не пострадали. Басманная улица постепенно становится одним из аристократических уголков Москвы. Здесь строятся многочисленные особняки и селятся многие знаменитости. На протяжении всего XIX века Никитский храм процветает, благодаря своему приходу.

Александр Пушкин побывал в храме 23 августа 1830 г. на отпевании своего дяди Василия Львовича Пушкина. Поэт присутствовал и при последних минутах дяди, жившего неподалеку, на Старой Басманной. Вместе с Пушкиным в храм пришли Вяземский, Языков, братья Полевые и многие другие. После похорон вся процессия отправилась в Донской монастырь.

В отличие от благополучного XIX века, новый XX век принес Никитскому храму много испытаний. Всё началось с пожара летом 1905 года. Во время пожара, возникшего в трапезной из-за непогашенного кадила, был безвозвратно потерян чтимый образ святого Василия Блаженного.

В марте 1933 года было принято решение президиума Моссовета о закрытии и сносе «церкви так называемого Никиты». После закрытия храм был разграблен и разорён. Летом 1933 года решение о сносе было отменено, здание храма было передано Лесотехническому институту. Церковная ограда была частично разобрана, разобрали и северный портик, выходящий на Старую Басманную улицу, переименованную к тому времени в улицу Карла Маркса. В разное время здание храма использовалось как учебный зал районной бригады ПВО, как склад министерства культуры СССР и общежитие. В 1960-х и 1980-х годах в храме проводилась частичная реставрация.

В 1994 году храм Никиты Мученика был передан Русской Православной Церкви. 6 июля 1997 года состоялось освящение храма Святейшим Патриархом Московским и всея Руси Алексием II.

На территории храма. Могила настоятеля и ктитора.

Напротив находится Сад им. Баумана. О нем отдельно напишу, пожалуй.

Источник

moscow_walks

Прогулки по Москве

Сообщество проекта moscowwalks.ru

На Старой Басманной улице, которая с одной стороны начинается с площади Разгуляй, много интересных старых зданий.

Своё путешествие мы пытались проделать согласно маршруту, указанному на портале «Узнай Москву». Но нас всё время тянуло сойти со Старой Басманной немного в сторону, из-за чего наше путешествие стало более разнообразным. Мы увидели много старых зданий, которые сохранили для нас свои уникальные истории, и о них хотелось бы немногот рассказать.

Вначале прогулки мы посетили музей Василия Львовича Пушкина. Дядя великого поэта снимал дом на Старой Басманной улице у титулярной советницы П.В.Кетчер. 8 сентября 1826 года здесь побывал Александр Сергеевич Пушкин, который заехал погостить у своего дяди после встречи в Кремле с Николаем I. Пушкин тогда вернулся в Москву после ссылки. Сам дом был построен в 1819 году.

Музей В.Л.Пушкина (Дом П.В.Кетчер)

Район Немецкой слободы тесно связан с Александром Сергеевичем Пушкиным. Он родился на углу Малой Почтовой улицы и Госпитального переулка, а крещён он был недалеко от нынешнего музея В.Л.Пушкина, в церкви Богоявления в Елохове. Крещение прошло 8 июня (по старому стилю) 1799 года.

Музей В.Л.Пушкина, пройдя путь долгой реставрации, был открыт 6 июня 2013 года, в день рождения великого поэта. Посетители могут увидеть старую планировку, а также сохранившиеся филенчатые двери, угловую печь в гостиной, фрагменты дубового паркета. Каждого посетителя ждёт три этажа интересных экспозиций. Точный адрес здания: улица Старая Басманная, д.36.

Дойдя до конца улицы Александра Лукьянова, мы свернули на Новую Басманную, где наше внимание привлекла усадьба Шибаевых. Этот дом, расположенный на углу с 1-м Басманным переулком, был построен в 70-х годах XVIII века. Он выделяется среди остальных зданий своей яркостью и цветными росписями. Окна второго этажа украшены наличниками, главный фасад венчает аттик сложной формы и две стилизованные башенки по углам. Все декоративные элементы фасада выполнены из терракоты – неглазурованной керамики, и раскрашены в разные цвета. В 2013 году здание было отреставрировано.

В XIX веке дом принадлежал владелице села Молоди, известного места ратной славы Древней Руси, потом, в 1870-х годах, перешел к купцам Шибаевым, которые происходили из старообрядческого купеческого рода Шибаевых. Богородский купец первой гильдии Сидор Мартынович Шибаев был известным фабрикантом и нефтепромышленником.

Цветные росписи на стенах усадьбы Шибаевых

Вернувшись на Старую Басманную, мы обратили внимание на Городскую усадьбу П.И.Демидова, построенную в 1798 году. Изначально это здание с массивным центральным ризалитом принадлежало князю А.Б.Куракину, который приобрёл участок земли на Басманной улице у кригскомиссара П.И.Демидова. Князь А.Б.Куракин на всех балах появлялся в костюмах, расшитых золотом и осыпанных бриллиантами, в результате чего получил прозвище «бриллиантовый князь». Именно в эту усадьбу после встречи с А.С.Пушкиным, приехал Николай I на бал.
В 1836 году здесь был открыт Константиновский межевой институт, а с 1873 года здесь разместился архив Министерства юстиции. В 1880 году в стенах усадьбы было основано Александровское коммерческое училище, выпускниками которого были многие известные люди. После революции, в 1918 году училище было закрыто, а через два года здание стало приютом для различных институтов.

Городская усадьба П.И.Демидова

Усадьба Демидова уцелела после пожара 1812 года. Но пожар мимо здания всё-таки не прошёл. В 1990 году дворец горел. В 1996 году он был отреставрирован и надстроен ещё одним этажом.

Купеческая усадьба XVIII века

После этого владельцем усадьбы стал Юлий Александрович фон Гук. Ему принадлежал Торговый дом «Юлий Гук и К», занимавшийся поставками строительных материалов и металлоизделий. В конце XIX века фон Гуком был продан участок первогильдейскому купцу, владельцу кондитерской фабрики Тимофею Агафоновичу Кудрявцеву. Но уже в 1908 году усадьба перешла к его сыну – Фёдору Тимофеевичу, потомственному почётному гражданину. Ему особняк принадлежал вплоть до 1917 года.

Пройдя ещё чуть дальше по Старой Басманной, до дома номер 15, мы дошли до Усадьбы Голицыных, которая вместе с флигелями украшает собой входную часть сада имени Баумана. В середине XVIII века зданием владел купец И.И.Рыбинский, на смену которого в конце этого же столетия пришёл князь М.П.Голицын. При нём усадьба расширилась, так как были добавлены владения княгини Е.О.Долгоруковой. Сад имени Баумана являлся до революции парковым продолжением усадьбы, и доступ сюда был для всех открыт. В саду и по сей день сохранился старый Грот.

Усадьба Голицыных (со стороны сада имени Баумана)

После Голицына владельцем усадьбы был купец-старообрядец Н. Ф. Кочегаров, а после него купцы Рожновы, в 1909 году продавшие имение Учётно-ссудному банку Персии.

Вход в сад имени Баумана

Напротив Усадьбы Голицыных (и сада имени Баумана) расположена церковь Никиты Мученика. Каменный храм был отстроен в конце XVIII века на месте бывшего деревянного храма 1517 года постройки. Во внутреннем убранстве поражает богатейшая позолоченная резьба по дереву и лепнина, а также величественный иконостас, сохранившийся с середины XVIII века. Храм выполнен в стиле «елизаветинского» барокко.

Церковь Никиты Мученика

Источник

Басманные улицы

В старых московских справочниках говорится, что названия этих двух улиц – Старой Басманной, переименованной в 1922 году в улицу Карла Маркса, и Новой Басманной, сохранившей свое название, – восходят к профессии живших здесь когда-то мастеров «басманного шитья» и тиснения по металлу – меди, серебру и золоту, которыми славилась средневековая Москва. Современные исследования опровергают это объяснение, и теперь считается установленным, что в этих названиях отражено пекарское ремесло: район этих улиц занимала слобода хлебников, выпекавших «басманы» – караваи казенного хлеба для войска и царского двора, на которых ставилось клеймо дворцовых пекарей.

Изначальные названия улиц ли, урочищ или районов – неоценимое подспорье, когда за давностью утрачены сведения о прошлом. Они способны иной раз дать в руки потомков ключ к разгадке всяких неясностей и спорных заключений. Приведу запомнившийся случай.

Однажды в Калининской области мне встретился незначительный хуторок со странным названием Шелдомежский. Ломать бы мне долго над ним голову, не узнай я от местного краеведа, что некогда стоял здесь древний монастырь, основанный на том месте, на той черте или меже, до которой дошли полчища Батыя. «Дошли до межи», очевидно, не пущенные дальше русскими… Славное название, рассказывающее о знаменательном для наших предков счастливом повороте в тягостном ходе событий и удержавшееся на русской земле более семисот лет! Вот почему так не лежит подчас сердце к переименованиям, как бы отсекающим кровные наши связи с минувшим, с давними делами Родины…

Старая Басманная начинается от Земляного Вала, служа как бы продолжением идущей от Китай-города извилистой артерии Маросейка – Покровка. Отсюда начинался и Скородом – часть города за внешней линией укреплений, названная так, как известно, из-за быстроты, с которой она застраивалась после очередного вражеского набега или пожара.

По этой улице, мимо изб басманников, шла главная дорога из Кремля в село Рубцово на Яузе, переименованное в 1627 году в село Покровское, по которой цари ездили в свою загородную резиденцию, а Алексей Михайлович – с 1650 года – в любимое свое село Преображенское. Маршрут этот продержался до Петра, начавшего ездить другим путем, о чем будет рассказано ниже.

На углу Земляного Вала (Садовой) и Старой Басманной, в четном порядке домов, на месте нынешнего небольшого сквера, еще в конце двадцатых годов нашего столетия стоял старинный дом, принадлежавший бригадиру Румянцеву, отцу знаменитого победителя Фридриха II, героя Семилетней войны, фельдмаршала графа Петра Александровича Румянцева-Задунайского.

При Петре I по Старой Басманной стали селиться офицеры солдатских полков. Усадьбы нарезались им городским магистратом из прежних обширных огородов кремлевского Вознесенского монастыря. И уже в конце XVII века район Басманных улиц стал называться Капитанской слободой.

От этого, и даже более раннего, времени на Старой Басманной улице уцелел ряд домов, перестроенных и надстроенных, но сохранивших неуловимо во всем облике и вполне осязаемо в толстостенных, сводчатых нижних этажах отпечаток далеких веков.

В нескольких десятках метров от моста через железнодорожную выемку, перерезавшую Старую Басманную в 1870 году, если идти от Садового кольца – по левую руку, выделяется дом, выдвинувшийся из ряда соседних едва ли не вплотную к проезжей части улицы, так что от тротуара остается узкая полоска.

Равнодушный взгляд скользнет по нему, не обнаружив ничего примечательного. Разве покажется странным, чего это он вылез на самую улицу. Гладкие стены, регулярные проемы окон безо всяких украшений – такой дом мог построить себе в прошлом веке безгрешно скопивший капиталец за долгую службу чиновник, и средней руки торговец, и отставной военный в небольшом чине, люди, озабоченные прочностью и поместительностью дома и не думающие о красоте архитектуры. Однако, если присмотреться внимательнее, замечаешь над оконными проемами нижнего этажа наполовину стесанные украшения в форме кокошников да угадываешь по некоторым признакам невероятную толщину стен. Поднявшаяся улица похоронила глубоко под землей основание дома и подступила своим тротуаром к подоконникам нижнего этажа.

Вид Старой Басманной улицы в начале XIX века

Перед нами – редчайший памятник гражданской архитектуры XV – XVI веков, путевой дворец Василия III, отца Грозного! В древности здания легко убедиться, если, зайдя со двора, спуститься по ступеням каменной лестницы в помещение, ставшее полуподвальным, а некогда представлявшее приемные и жилые покои царя: об этом говорят высокие сводчатые потолки, кое-где проступившие из толщи штукатурки нервюры арочных проемов, да и произведенные архитекторами зондажи показали, что стены сложены из крупных квадров белого камня, а перекрытия усилены толстой свинцовой прокладкой.

Когда-то, в глухой XV век, по лесным непроезжим подмосковным дорогам к пристани на Москве-реке мужики, наряженные дворцовым приказом, везли на тощих своих животинах увязанные бечевой из конопли либо лыками аккуратно опиленные камни с великокняжеских каменоломен в Мячкове, где добывался тот известняк, из-за которого Москву прозвали белокаменной… Камень доставляли и сюда, в Басманную слободу, где царь затеял выстроить себе дворец, чтобы можно было передохнуть с приближенными в дальней дороге, на кою мы ныне затрачиваем двадцать минут… И вот возникли тут палаты с резными щипцами, затейливыми флюгерами и крытым крыльцом с пузатыми столбами, под нарядной бело-красной крышей.

А в помещениях, где ныне беленые дощатые перегородки, трубы отопления и потемневшие полы рабочей раздевалки, вдоль ярко расписанных стен чинно стояли обитые сукном лавки и лари, на которых сидели, подремывая, ближние люди из свиты, может быть, дожидался приема прибывший из дальних пределов царства гонец. Пышный государев поезд стоял у крыльца, и слобожане издали глядели на нарядных царских конюхов и стражу с золочеными бердышами…

Как же много видели и помнят камни этих простоявших пятьсот лет стен, сколько превращений испытал дом, пока шли мимо столетия, стирая с него отблески дворцового сияния и все глубже погружая в безымянную толщу обывательских строений! Вид этого немого свидетеля нашей истории располагает если не сравнивать «век нынешний и век минувший», то во всяком случае задуматься над удивительным свойством человеческих творений доносить до потомков глубокую суть создававших их поколений.

Встав спиной к путевому дворцу Василия III, увидишь в том месте, где Гороховский переулок, отходя от Старой Басманной, образует колено, нарядный и величественный фасад дома с колоннами, фланкированный двумя старинными флигелями – внушительный монумент размаху и роскоши гремевшей тут некогда жизни. Право, царь в начале XVI века строил куда скромнее, чем два столетия спустя могущественный Николай Демидов, самый богатый подданный Екатерины, владелец бессчетных душ и миллионов, заводчик, внук тульского крестьянина Демида Григорьевича Антуфьева и сын знаменитого Никиты Демидовича, возвысившегося при Петре кузнеца-оружейника. Любопытно, что этот Никита, только по личному приказу царя согласившийся принять пожалованное ему в 1720 году в ознаменование его подлинно огромных заслуг на поприще развития отечественного горного дела потомственное дворянство, наотрез отказался от орденов, чинов и других наград: в нем, вероятно, жила гордость знающего себе цену мастерового человека. Но не таковы были его наследники, в большинстве множившие доставшиеся им богатства, добивавшиеся почестей, титулов и отличий. Их судьба – фантастическое смешение злодейства и благородного служения России, дикости и просвещенного покровительства наукам и искусствам, щедрой благотворительности и непостижимой скаредности, чудачества и дальновидной деятельности. Евдоким Акинфович Демидов творил чудовищные преступления на своих Невьяновских заводах и жертвовал отцовский кабинет минералов де сиянс академии (Петербургской академии наук). Брат его Прокофий занимался ростовщичеством и преподнес Екатерине один миллион рублей на Воспитательный дом; он же пытался посадить в долговую тюрьму поэта Сумарокова, снимавшего квартиру в принадлежавшем ему доме и не уплатившего в срок грошовую аренду.

Проект дома в Гороховском переулке Николай Демидов заказал Матвею Казакову, который и построил его в 1780 году.

За истекшие двести лет дом подвергся лишь незначительным переделкам, фасад сохранился почти в первоначальном виде, кроме балюстрады, обегавшей по верху аттик, и заделанного в средней части здания арочного сквозного проема, ведшего во двор: на его месте вестибюль с тяжелыми колоннами. Этот дом заслуженно считается одним из лучших произведений великого московского зодчего. И кстати: можно ли догадаться, что, возводя хоромы Демидову, архитектор искусно встроил в них стоявший тут одноэтажный каменный дом? Зодчие в старину были, пожалуй, много бережливее нынешних, предпочитающих сломать и срыть все, выстроенное до них на месте сооружаемого ими, хотя бы тут находились и вполне пригодные капитальные постройки…

Особенно прославились интерьеры демидовского дома, отделанные с неслыханной роскошью: целая анфилада парадных покоев украшена вызолоченными резными узорами, фризами, карнизами и панно. Если бы не высокое мастерство исполнения, это изобилие золота выглядело бы чрезмерным, но каждая деталь, каждый вершок рисунка сделаны так искусно, столь художественно, они настолько разнообразны по манере, характеру позолоты, стилю узоров, что, переходя из одного зала в другой, только поражаешься удивительному вкусу и воображению художника, талантливости трудившихся здесь рук: перед глазами подлинные шедевры русского декоративного искусства.

В настоящее время дом занимает Институт инженеров геодезии, аэрофотосъемки и картографии и в нем ведутся реставрационные работы, рассчитанные на полное восстановление казаковских интерьеров, одних из самых роскошных по богатству и совершенно исполненных не только в Москве, но и во всей стране. Добавим, что дом недолго оставался во владении Демидовых, он перешел сначала к князьям Куракиным, а потом был приобретен в казну, и в нем разместился Константиновский межевой институт. Первым его директором был Сергей Тимофеевич Аксаков, проживший здесь несколько лет на казенной квартире. Значительно позднее, в семидесятые годы, в Межевом институте проживала сестра Достоевского В. М. Иванова, и писатель, приезжая в Москву, останавливался у нее. Старая Басманная, вероятно, напоминала ему детство: именно на этой улице, в не дошедшем до нас доме, помещался старейший в Москве пансион Л. И.Чермака, в котором Достоевский провел три зимы (1834 – 1837).

Дом князя М.П. Голицына на Старой Басманной. Середина XVIII века, школа Казакова

Напротив Института геодезии высится величественный силуэт церкви Никиты Мученика, построенной известным архитектором князем Д. В. Ухтомским в 1751 году. То было время увлечения стилем барокко, и в этом здании воплощены его самые яркие черты. Закругленные формы, пышный декор, богатый орнамент, нарядные верхние оконца в причудливого рисунка наличниках, выступающий портик – все призвано придать церкви парадный вид и угодить вкусам прихожан, в большинстве дворян, наслышанных о Версале и европейских архитектурных модах. Предполагается, что под сооружением Ухтомского сохранились остатки кладки более древней церкви, поставленной здесь в 1517 году царем Василием III, торжественно встречавшим на этом месте иконы, которые перевозили из Владимира спустя почти двести лет после того, как митрополия была переведена в Москву и окончательно закатилась слава прежнего стольного города на Клязьме.

Сразу за церковью тянется ряд двухэтажных домов, построенных в XVIII веке. Большинство неузнаваемо переделаны, но нижние этажи в некоторых из них на старинный фасон – сводчатые. Один из этих домов, на углу Токмакова переулка, со следами неоднократных переделок и остатками первоначальной разделки на стенах, причастен истории русского искусства. В этом уцелевшем в пожаре 1812 года и позднее приспособленном под жилье доме находилась мастерская Федора Степановича Рокотова, одного из наших виднейших живописцев XVIII века, создавшего, вместе с Аргуновыми и В.Л. Боровиковским, жанр русского портрета.

Мы странно мало знаем о Рокотове, даже дата его рождения установлена по косвенным данным – исповедным книгам церкви Никиты Мученика. И поныне нет уверенности: родился ли он в 1735 или 1736 году. Точно так же не вполне выяснено его происхождение. Прежде считалось, что художник принадлежит смоленскому роду дворян Рокотовых, и его известный ранний портрет молодого человека в гвардейском мундире принимали за автопортрет. Ныне же обнаружено дело об освобождении племянников Рокотова, крестьян подмосковного села Воронцова, принадлежавшего князю Репнину, что дало повод считать самого художника крестьянским сыном, отпущенным на волю своим владельцем. Однако версия эта не вполне вяжется с другим документом: Рокотов находится в списке лиц, подписавших правила московского Английского клуба, членами которого могли быть только потомственные дворяне.

Известно, что Рокотов учился в Петербурге у Лоррена и Ротари, но большую часть жизни прожил в Москве, где был длительное время настолько популярен, что чести быть написанным им домогались знатнейшие московские особы. Кто-то, очевидно недовольный отказом художника писать с него портрет, отметил в своих записках, что «Рокотов за славою стал спесив и важен».

В славу же он вошел с легкой руки Екатерины, которой очень понравились написанные им в 1763 и 1765 годах портреты, особенно тот, на котором она изображена в профиль. За последний, поясной, сделанный в Москве, Рокотову было пожаловано пятьсот рублей. В том же году он получил звание академика. Естественно, что обласканный при дворе художник был принят москвичами с распростертыми объятиями. Впрочем, не справедливее ли объяснить необычайный прижизненный успех Рокотова достоинствами его живописи, восхищающей нас наравне с его современниками? Артистичная легкость манеры, задушевность его портретов, живость характеров, на них изображенных, – все это должно было пленять глаз и воображение, привыкшие к парадности живописи того времени с неизбежной холодностью и академической зализанностью; совершенно особые, приглушенные, пепельные, серебристо-зеленоватые и розовые, оттенки рокотовской палитры придают поэтическое звучание его портретам, и нам теперь порой трудно почесть их написанными в середине и второй половине XVIII века – настолько они по своей человечности и лиризму опередили время…

Именно за стенами этого нескладного дома на углу Токмакова переулка создавал Рокотов свои шедевры. А жил он в скромном двухэтажном доме рядом с мастерской: нижний, каменный этаж, уцелевший в пожаре 1812 года, был впоследствии надстроен. Как тут жил художник, какова была его семья – мы ничего об этом не знаем. Известно лишь, что имя его значится в списке домовладельцев Старой Басманной за 1782 год, да сохранились имена трех его учеников, живших в мастерской: Петра и Ивана Андреевых да Зяблова, крепостного помещика Струйского. Здесь Рокотов и умер в 1808 году, на восьмом десятке лет, если считать достоверным, что он родился в 1735 или 1736 году.

Казаков, Рокотов, XVI век – одних этих имен и старины достаточно, чтобы привлечь внимание к Старой Басманной, но улица эта видела, помимо этих прославивших наше искусство людей, и Пушкина, бывавшего на ней неоднократно. В детстве семья поэта жила поблизости, в приходе церкви Харитония, а на Старой Басманной, там, где ныне сквер на углу Токмакова переулка, жила Анна Львовна Пушкина, сестра его отца, и мальчика приводили в гости к тетке. Позднее поэт навещал своего дядю Василия Львовича Пушкина, квартировавшего в доме матери Н. X. Кетчера, первого переводчика Шекспира на русский язык и члена кружка Герцена и Огарева. Исчезли портик с колоннами, украшавшая стены гипсовая лепнина, но домик под № 36 сохранился по сие время.

Ранним утром 8 сентября 1826 года бричка с поэтом и сопровождавшим его фельдъегерем императора, посланным за ним в Михайловское, проехала заставу. Пушкина прямо с дороги, не дав ему отдохнуть и привести себя в порядок, повезли во дворец.

В большом кабинете Кремлевского дворца царь принял поэта наедине. Их беседа продолжалась два часа.

Из Кремля он направился в гостиницу «Европа» на Тверской, оставил в номере свои вещи и поспешил на Старую Басманную к дяде Василию Львовичу. В тот же день и в те же вечерние часы на этой же улице, в упомянутых нами золотых залах дома князя Куракина, сданного им французскому послу маршалу Мармону, герцогу Рагузскому, на время коронационных торжеств, был большой бал, на который приехал Николай I. Подозвав к себе графа Блудова, товарища министра народного просвещения, царь сказал ему:

– Знаешь, я нынче долго говорил с умнейшим человеком в России.

В ответ на вопросительный взгляд Блудова Николай назвал Пушкина.

Тем временем собравшиеся у Василия Львовича друзья и почитатели опального поэта приветствовали его и поздравляли с возвращением из ссылки. Впрочем, общительный характер и гостеприимство автора «Опасного соседа» постоянно собирали в кетчеровский домик московских литераторов и поэтов. Тут бывали Иван Дмитриев, Петр Вяземский, Денис Давыдов и другие.

…На противоположной стороне улицы, у Бабушкина переулка, обращает на себя внимание вытянутый фасад классического одноэтажного особняка с колонным портиком и барельефами отличной работы на мифологические темы. В начале XIX века он принадлежал сенатору Ивану Матвеевичу Муравьеву-Апостолу, умершему в 1851 году и пережившему, таким образом, двух из трех своих сыновей-декабристов, Ипполита и Сергея. Ипполит, младший из них, родившийся в 1806 году, был ранен в стычке Черниговского пехотного полка с царскими войсками 3 января 1826 года у села Ковалевка и тут же застрелился. Тридцатилетний Сергей, возглавивший восстание черниговцев, был ранен в один день с братом и повешен вместе с Пестелем, Рылеевым, Бестужевым-Рюминым, Каховским 13 июля 1826 года. И лишь старший, Матвей, осужденный к двадцати годам каторги и отправленный на поселение в Ялуторовск, пережил отца, умер девяноста трех лет от роду, в 1886 году, в Москве и похоронен на кладбище Новодевичьего монастыря.

…Старая Басманная оканчивается у перекрестка с Новой Басманной, составлявшей прежде отрезок Стромынской дороги. Это место по старой памяти величают Разгуляем – названием как нельзя более им заслуженным. Здесь в допетровское время было открыто кружало или фартина, иначе говоря – кабак, о котором упоминали иностранцы, приезжавшие в то время в Москву.

«Перед городом есть у них общедоступное кружало, славящееся попойками… у них принято отводить место бражничания не в Москве», – писал в 1678 году чешский путешественник Бернгард Таннер, входивший в состав польского посольства. Бражничать в городе запрещалось, и питейные заведения учреждали за чертой внешних укреплений. Несмотря на строгость тогдашних правил, о соблюдении которых особенно заботилось духовенство, следившее, чтобы поблизости от церквей не было кабаков, допускались исключения. Так, известно, что при Иоанне Грозном был в 1552 году открыт кабак на Балчуге, правда, «закрытого типа»: он предназначался исключительно для опричников. Особенным буйством прославилось кружало, поставленное возле Колымажного двора, на месте, где устраивались кулачные бои. Его прозвали Ленивкой, и память о нем сохранилась до сих пор в нынешнем названии одной из улиц на Волхонке.

Ограничивать бражничание было крайне невыгодно для казны, чем, вероятно, и объясняется, что уже в 1626 году, несмотря на запрещения, в Москве насчитывалось 25 царевых кабаков. Спустя полтораста лет, по переписи 1775 года, их стало 151. При Александре I количество кабаков в Москве убавилось – в 1805 году их осталось всего 116. Не потому ли, что сей монарх не терпел пьянства и удалял от себя лиц, приверженных к горячительному зелью? Известен случай, когда Александр упорно отказывал в повышении одному заслуженному генералу на том основании, что у того был красный нос пьяницы, хотя бедняга в рот не брал спиртного, чему император отказывался верить, несмотря на сделанные ему представления… Зато шестьдесят лет спустя, при внуке его и тезке, в 1866 году, Москва могла похвастаться 1248 кабаками.

Как бы то ни было, чтобы вольно разгуляться в Москве XVII века, надо было отправляться в Скородом, где на перекрестке Старой Басманной со Стромынкой, под боком у первого кружала, возникли другие, и скоро углы обеих улиц облепили кабаки, постоялые дворы и трактиры.

Именно на Разгуляе, в соседстве шумных питейных заведений, возникла и прекрасно обстроилась одна из примечательных московских барских усадеб XVIII века, о которой нам сегодня напоминает выкрашенное в розоватый цвет здание Инженерно-строительного института имени Куйбышева. Оно сильно обезображено возведенным в XIX веке третьим этажом и позднейшими пристройками, однако сохраняет следы благороднейшей архитектуры, позволяющей безошибочно приписать дом большому мастеру. И в самом деле он принадлежит Казакову, построившему его в восьмидесятых годах XVIII века для жены графа А. И. Мусина-Пушкина. К ней усадьба перешла от генерал-аншефа Шепелева. Девяносто гектаров, занятых садом и цветниками. Теперь и представить себе трудно участок таких масштабов в черте города! Перестройки пощадили изящную полуротонду с легкими колонками и тонкого рисунка лепным медальоном, притулившуюся к зданию с тыльной стороны на втором этаже. Глядя на эту грациозную прихоть архитектора, можно вообразить выходивших сюда гостей Мусиных-Пушкиных, любующихся раскинувшимися внизу цветниками или слушающих песни, оглашающие кущи старого парка. Если, разумеется, и сюда не доносились кабацкие шумы и крики…

Гостями этого дома были выдающиеся люди того времени. У Мусина-Пушкина подолгу живал Карамзин, гостили Вяземский и Жуковский. Среди частных собраний книжных и рукописных сокровищ Москвы конца XVIII – начала XIX века славилась библиотека А. И. Мусина-Пушкина, собирателя древностей, археолога и коллекционера, президента Академии художеств. Старинные рукописные сборники, летописи, редкие печатные книги библиотеки Мусина-Пушкина давали обильный материал Карамзину для работы над «Историей государства Российского». В конце XVIII века Мусин-Пушкин приобрел у бывшего архимандрита Спасо-Ярославского монастыря рукопись, которая содержала список «Слова о полку Игореве». В 1800 году Мусин-Пушкин издал рукопись. Над ее художественным переводом впоследствии работали поэты Пушкин, Жуковский, Майков, Мей и многие другие. Так это славнейшее произведение древнерусской письменности стало доступным широкому кругу читателей.

А в черный 1812 год дом Мусина-Пушкина сгорел. Тогда погиб в огне список «Слова о полку Игореве». Разумеется, сейчас собрано достаточно научных доказательств, подтверждающих подлинность этого памятника русской литературы XII века, и можно не придавать значения попыткам обесславить его, выдавая «Слово о полку Игореве» за подделку XVIII века, и все же… каким величайшим благом было бы наличие этого единственного списка в наших хранилищах!

Для современного Разгуляя характерны фигуры студентов – их более всего, с портфелем в руке или папкой под мышкой, в торопливой толпе. В дверях института под стройным портиком всегда тесно: одни протискиваются внутрь, спасая свертки с чертежами высоко над головой, другие – наружу… Залов старого здания не хватает. К нему сзади пристроен обширный четырехэтажный корпус. Нет, отнюдь не гуляет на древнем Разгуляе нынешняя молодежь. Тысячи инженеров, разбросанных по далеким городам страны, будут всю жизнь помнить свою «альма матэр» на скрещении двух старых московских улиц с развеселым названием…

На известном «Мичуринском плане» Москвы 1739 года Новая Басманная значится в нынешних границах – от бывшей Красной, ныне Лермонтовской, площади до Разгуляя. И хотя раскинувшиеся тут прежде обширные огороды стали застраиваться усадьбами военных с конца XVII века, Новая Басманная превратилась в улицу знати позднее, во второй половине XVIII века, когда нахлынувшее из поместий дворянство захватило под свое жилье и эту улицу Москвы. Тут поселились князья Трубецкие, Голицыны, Куракины, граф Головкин, Нарышкины, Головины, Лопухины, Сухово-Кобылины и другие самые знатные фамилии России.

На этой улице и ныне по обе стороны старинные дома, правда, всего больше богатых особняков конца XIX и начала XX века, построенных наряду с доходными домами этого периода промышленниками и купцами на месте дворянских усадеб. Именно из остатков старинных парков составился Сад культуры и отдыха имени Н. Э. Баумана. Где-то в его пределах стоял дом, принадлежавший прежде Левашовой, а затем ставший собственностью некоего почетного гражданина Шульца, у которого во флигеле безвыездно прожил более двадцати пяти лет Петр Яковлевич Чаадаев, литератор и мыслитель, близкий друг Пушкина, человек, оставивший заметный след в истории русской мысли своими «Философическими письмами», вызвавшими примечательное распоряжение Николая I, повелевающее считать их автора невменяемым.

Именно здесь, во флигеле на Новой Басманной, Чаадаев и сочинил свои «Письма», по поводу которых Пушкин написал ему ответное письмо, содержащее поразительную по точности аргументации и верности патриотической позиции критику взглядов своего друга, чохом отметавшего положительные начала истории России и проглядевшего за фасадом казарменных николаевских порядков огромное значение русской культуры. Правда, узнав, что публикация «Писем» навлекла на Чаадаева крупные неприятности, Пушкин не стал отсылать ему свое письмо, полагая невозможным обрушиваться с критикой на человека, подвергшегося преследованию властей. Он написал П. А. Вяземскому, сославшись на Вальтера Скотта, что «ворон ворону глаз не выклюет». Но свое письмо он сохранил, оно дошло до нас, и я часто вспоминаю его строки, когда доводится знакомиться с превратным толкованием событий нашего прошлого или с предвзятой оценкой исторической роли ряда русских деятелей. Вот что писал Пушкин:

«…Но у нас было свое особое предназначение. Это Россия, это ее необъятные пространства поглотили монгольское нашествие. (…) Вы говорите, что источник, откуда мы черпали христианство, был нечист, что Византия была достойна презрения и презираема и т. п. Ах, мой друг, разве сам Иисус Христос не родился евреем и разве Иерусалим не был притчею во языцех? Евангелие от этого разве менее изумительно. У греков мы взяли евангелие и предания, но не дух ребяческой мелочности и словопрений. Нравы Византии никогда не были нравами Киева. Наше духовенство, до Феофана, было достойно уважения… (…) Что же касается нашей исторической ничтожности, то я решительно не могу с вами согласиться. Войны Олега и Святослава и даже удельные усобицы – разве это не та жизнь, полная кипучего брожения и пылкой и бесцельной деятельности, которой отличается юность всех народов? Татарское нашествие – печальное и великое зрелище. Пробуждение России, развитие ее могущества, ее движение к единству (к русскому единству, разумеется), оба Ивана, величественная драма, начавшаяся в Угличе и закончившаяся в Ипатьевском монастыре, – как, неужели все это не история, а лишь бледный и полузабытый сон? А Петр Великий, который один есть целая всемирная история! А Екатерина II, которая поставила Россию на пороге Европы? А Александр, который привел вас в Париж? и (положа руку на сердце) разве не находите вы чего-то значительного в теперешнем положении России, чего-то такого, что поразит будущего историка? Думаете ли вы, что он поставит нас вне Европы? Хотя лично я сердечно привязан к государю, я далеко не восторгаюсь всем, что вижу вокруг себя; как литератора – меня раздражают, как человека с предрассудками – я оскорблен, – но клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество, или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам бог ее дал».

Чаадаев занимал во флигеле небольшую квартиру из трех комнат, в которой и принимал своих многочисленных гостей. Был он большим домоседом, никогда не ночевал вне дома – и любил беседовать с заезжими знаменитостями. Тут бывали: Лист, Берлиоз, Мериме, маркиз де Кюстин, печально известный своими мемуарами, не обегали его дома и отечественные звезды. Друзья Чаадаева, чтобы сделать ему приятное, как-то уговорили поехать к нему Гоголя, однако из этого приглашения получился конфуз. Гость повел себя донельзя странно: явившись в дом, Гоголь облюбовал удобное кресло и, продремав в нем весь вечер, не перемолвившись ни с кем ни одним словом, удалился. Салон Чаадаева был, впрочем, одним из самых посещаемых в Москве, о чем сохранился ряд свидетельств в мемуарах современников.

На той же стороне улицы, что и сад Баумана, находится больница его имени, прежде называвшаяся Басманной и пользовавшаяся широкой известностью у москвичей. История здания больницы возвращает нас к именам, уже нами названным. Строил его Казаков как жилой дом для внука Акинфия Никитича Демидова – Николая. Человек этот был сказочно богат, о чем может дать представление неполный перечень сделанных им разновременно пожертвований на общественные нужды.

Родившись в 1773 году, Николай Демидов начал свою службу на флоте в должности адъютанта Потемкина. У нас нет сведений о его достоинствах морского офицера, однако российскому флоту он, несомненно, принес пользу, построив на свои средства фрегат. В 1807 году он отдал свой дом Гатчинскому сиротскому институту. В 1812 году содержал на свои средства Демидовский полк. В 1813 году передал утратившему все свои коллекции и библиотеку Московскому университету богатейшие демидовские собрания и коллекции; тогда же соорудил четыре чугунных моста в Петербурге. В 1819 году пожертвовал сто тысяч рублей на инвалидов, в 1824-м – пятьдесят тысяч рублей беднейшему населению столицы, пострадавшему от наводнения. В 1825 году, за три года до смерти, отдал свой дом на Новой Басманной под «Дом трудолюбия» и сто тысяч рублей на его содержание. Несмотря на значительность демидовских пожертвований, я полагаю, что они нимало не отягощали его бюджет. Приведу лишь одну цифру: чистый доход дяди Николая Демидова – Анатолия Никитича – достигал двух миллионов рублей в год!

Неподалеку от больницы, против Бабушкина переулка, стоит дом, столько раз перекраивавшийся и надстраивавшийся, что сейчас и угадать невозможно, как он первоначально выглядел, хотя имеются сведения, что был он построен в XVIII веке и поражал современников величиной «цельных зеркальных окон». Ныне в нем отделение милиции, а до революции помещалась полицейская часть, в которой в 1876 году сидел арестованный Владимир Галактионович Короленко. Рядом с этим нелепым зданием – деревянный особняк, сохранивший благородные черты ампира: целы фронтон, гипсовая лепнина, декор оконных проемов. Он принадлежал Денисьевой, матери братьев Перовских, прижитых ею от графа Алексея Кирилловича Разумовского. Фамилия Перовских и позднее графский титул были присвоены потомству Разумовского по названию одного из его имений: «Перово». Два сына его – Лев и Василий – были декабристами, Алексей – писателем, печатавшимся под псевдонимом Погорельского, наконец, Василий Перовский был губернатором в Оренбурге, и у него – своего давнего приятеля – жил и пользовался его содействием Пушкин, когда собирал в Оренбургском крае материалы для «Истории пугачевского бунта». К той же семье Перовских принадлежала и Софья Перовская, член террористической организации «Народная воля», казненная по делу «первомартовцев».

Запасной дворец был построен по приказу Елизаветы Петровны на месте старых провиантских складов, дважды перестраивался (позже Министерство путей сообщения)

Имя позднейшей владелицы дома Е.А. Денисьевой тесно связано со славой русского Парнаса: именно к ней обращено проникновенное стихотворение Тютчева «Последняя любовь»; ее смерти он посвятил одно из самых ценимых Толстым стихотворений – «Весь день она лежала в забытьи». Специально занимавшимся историей денисьевского дома известным исследователем московской старины писателем В. Н. Осокиным было установлено, что тут в свои приезды в Москву бывал Ф. И. Тютчев. Гостил здесь мальчиком и А. К. Толстой. Словом, вполне оправданы заботы Московского отделения Общества охраны памятников истории и культуры сохранить этот дом, связанный с именами, оставившими глубокий след в народной памяти.

Заслуживает упоминания еще один старинный дом на Новой Басманной, построенный в первой половине XVIII века. Он дошел до нас в неперестроенном виде, и по-прежнему с фронтона его горделиво смотрит на улицу массивный герб со всеми геральдическими атрибутами. Он принадлежал знатнейшей особе, русскому послу во Франции, обер-шталмейстеру, тайному советнику, действительному камергеру и кавалеру князю Александру Борисовичу Куракину, прозванному за богатство и усыпанные драгоценностями кафтаны «бриллиантовым» князем. Вельможа этот оставил по себе память тем, что учредил в 1742 году первую в России богадельню на двести человек, а девять лет спустя отдал под нее свой дом на Новой Басманной и капитал на ее содержание. К дому принадлежали дошедшие до нас флигели и церковь. Куракинская богадельня просуществовала вплоть до революции, находясь уже в ведении городской управы.

От начала XVIII века уцелела на Новой Басманной и церковь Петра и Павла, построенная в 1705 – 1723 годах. Известно, что Петр сам сделал рисунок и чертежи этой церкви и повелел сооружать ее в годы, когда было запрещено возводить где-либо в России каменное строение и всех каменщиков сгоняли на постройку Петербурга. Почему Петр так заботился именно об этой церкви – не ясно, но он не только сделал для нее исключение из указа, изданного им самим, но еще и отпустил на постройку две тысячи рублей из собственных средств.

Рассказ о Басманных я заключу несколькими штрихами биографии одного видного деятеля XVIII века – Михаила Матвеевича Хераскова, долгое время жившего на Новой Басманной в домах, давно исчезнувших: сначала в собственном доме (№ 21), сгоревшем в 1812 году, а затем у своего сводного брата – князя Н. И. Трубецкого (дом № 29). Ныне Хераскова почти не помнят, разве отчасти знают как баснописца, автора басни «Осел-хвастун», да, пожалуй, еще слышали о «Россиаде» – длиннейшей эпической поэме на сюжет покорения Казанского царства, которое Херасков, кстати, спутал с Золотой Ордой и потому отождествил падение Казани с освобождением Руси от татарского ига. Между тем этот человек оказал выдающиеся услуги делу просвещения.

Михаил Матвеевич Херасков родился в 1733 году и, по обычаю дворянских семей того времени, был отдан в шляхетский корпус – он происходил из знатной валашской семьи Хереско, – но затем рано бросил Петербург и переехал служить в Московский университет, где ведал типографией в должности университетского асессора. По службе ему помогал отчим, князь Трубецкой, за которого вышла, овдовев, мать его, известная красавица, воспетая Сумароковым. Уже в тридцать лет Хераскова назначили директором университета, в котором он упорно и последовательно вел борьбу за внедрение в его обиход русского языка. В 1778 году он становится куратором и, пользуясь своим положением, устраивает переезд Н. И.Новикова, с которым его связывали давнишние отношения еще по Петербургу, в Москву и отдает ему в аренду университетскую типографию, книжную лавку и издание «Московских ведомостей», а затем всячески способствует его просветительской деятельности. Херасков добился чтения лекций на русском языке, учредил пансион при университете, открыл педагогический институт, издавал журналы «Невинное упражнение» и «Свободные часы» и сам в них сотрудничал.

Любопытно отметить, что успеху университетской карьеры Хераскова способствовала Екатерина, благоволившая баснописцу за его участие в устройстве знаменитых коронационных торжеств в Москве в 1763 году, красноречиво названных «торжеством Минервы». Грандиозный уличный маскарад было поручено организовать актеру Федору Волкову и Хераскову, причем участие в нем последнего выразилось главным образом в сочинении куплетов, вложенных в уста сатирических масок, изображавших Взятколюба, Кривосуда, Обдиралова и других персонажей, характерных для российской действительности того времени. В куплетах высмеивался двор, обличались пороки вельмож, всевозможные недостатки. Стишки Хераскова настолько полюбились москвичам, что, по свидетельству мемуариста, их распевали долгое время после празднеств. Он, правда, не сообщает, насколько они пришлись по вкусу Екатерине и ее приближенным, однако, если судить по милостям, оказанным устроителям «торжества Минервы», императрица осталась довольна, справедливо заключив, что поносились в куплетах кто угодно, только не она – всемудрая Минерва!

Шествие с мифологическими персонажами, сатирическими масками, хорами, музыкой, аллегорическими сценами двигалось от центра города по Мясницкой улице к Красным воротам, далее по Новой Басманной, поворачивало на Старую Басманную и возвращалось к Кремлю по Покровке и Маросейке при огромном стечении публики – город мог убедиться, что, если богиня и торжествует, трон ее поддерживают отнюдь не светлые гении…

Красные ворота и церковь Трех Святителей на бывшей Красной (Лермонтовской) площади

Отмечу, что, когда в конце царствования Екатерины начались преследования масонов и обрушилось гонение на Новикова, опала коснулась и Хераскова. Не припомнились ли постаревшей царице мерзкие хари шествия в честь Минервы и острые слова распеваемых ими куплетов, сочиненных куратором университета, подозрительно горячо ратующим о народном просвещении.

Херасков умер в 1807 году в Москве, основательно забытый, сохранив, однако, почетную репутацию «патриарха современных поэтов».

Я смотрю на Лермонтовскую площадь и вижу на месте сквера против Министерства путей сообщения Сенной торг, заполненный крестьянскими возами, обывателей, приценивающихся к товару у мужиков в длинных армяках. Шумно, людно… Вдруг оживление стихает, и на площади становится тихо. Все оборачиваются в сторону ворот в Земляном Валу, торопливо обнажают голову. Оттуда показались всадники, вольно едущие со стороны Мясницкой. Впереди, на статной сивой лошади, маленькой под рослым седоком, едет царь Петр. Изменив обычай отцов, он выезжает за город из Кремля новой дорогой – по Мясницкой улице. И ездит он более не в село Преображенское, а в любезную ему Немецкую слободу.

Возле Сенного торга Петр останавливает лошадь и слезает. Тут находится лучшая австерия Москвы, и царь неизменно заходит сюда, чтобы на перепутье опорожнить чарку анисовой водки, которую торопится вынести ему навстречу трактирщик. Этому царю никаких путевых дворцов не требовалось – он всегда спешил.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

Продолжение на ЛитРес

Читайте также

9:10. Улицы Рима

9:10. Улицы Рима Мы возвращаемся из «затерянного мира» верхних этажей этих огромных зданий, наполнившись крепкими запахами и острыми ощущениями. Настоящий «Бегущий по лезвию бритвы» Античности… Мы вновь на улице, народу заметно прибыло. При перемещении по Риму поражает

Дома и улицы

Дома и улицы В 1850 году Сан-Франциско выглядел уже лучше. Было наспех построено несколько красивых домов. Палатки и лачуги исчезли. Многие дома были привезены в разобранном виде с восточного берега или даже из Европы и собраны здесь. На углу улиц Калифорнийской и

Дом на две улицы

Дом на две улицы Время от времени делались попытки сделать Центральный дом литераторов очагом подлинного творческого общения писателей. В конце сороковых — начале пятидесятых годов в нем работали несколько комиссий: литературно-творческая, библиотечная, спортивная,

От улицы к улице

От улицы к улице В основу формирования уличной системы Петербурга положен знаменитый гигантский треугольник, так называемый Невский, или Морской, трезубец, образованный двумя проспектами – Невским и Вознесенским – и Гороховой улицей. Все три магистрали, которые в

УЛИЦЫ ВИЛЬНИ

УЛИЦЫ ВИЛЬНИ Полонизации и жмудизации Виленщины предшествовал период московизации, когда в Вильне повсюду висели плакаты «Говорить по-польски воспрещается». Само лицо города имело характер скорее российский, а не беларуский. Царские чиновники запретили старинные

улицы

улицы Как и любой римский город, Константинополь был разделен улицами, ориентированными с востока на запад и с севера на юг. Но топография города не позволила точно соблюсти эту схему. Так главная магистраль города — Меса — в Филадель- фионе, в нескольких сотнях метров от

Жизнь улицы

Жизнь улицы У афинян, чья повседневная жизнь проходит в пределах одного района, есть свои излюбленные кафе, булочные, кабачки и магазины, площади с киосками, свои кинотеатры (обычно это летние, открытые кинозалы) и своя излюбленная дорога к центру города. Афины — город

Улицы воинской славы

Улицы воинской славы Это, конечно, отдельная тема. Повторимся: мы ни в коем случае не можем возражать против таких названий, если только они не оказываются нелепыми, странными по смыслу или просто громоздкими и неудобными для употребления. Увы, как мы увидим, такое

Дома, улицы, парки…

Дома, улицы, парки… Весь Лесной – мой родной дом. Казалось, я знаю его как свои пять пальцев, до самых мельчайших уголков и тропиночек… Хорошо помню (мне было шесть лет), как ломали церковь у Круглого пруда. Сам пруд засыпали. Трамвайные пути спрямили еще до войны, а машины

Кровавые парижские улицы

Кровавые парижские улицы На ночь с 23 на 24 августа 1572 г. в аббатстве Сен-Жермен ударил колокол, ставший сигналом к началу резни. Адмирал де Колиньи быстро сориентировался в ситуации. Но было уже слишком поздно, чтобы предотвратить несчастье. Он лишь успел отдать поручение

Источник